Перед вечерним чаем я пошел к моему другу. Он сидел так спокойно, что я удивился. Ровным, тихим шопотом начал я передавать ему свой план.
— Я буду держаться как можно ближе к берегу. Затем сделаю поворот. До этого я помещу вас в парусной, где можно будет спрятаться. Из парусной дверь ведет в мою каюту. Вот видите, тут небольшое квадратное окно, припасенное на время дурной погоды. Когда корабль будет лежать неподвижно, все матросы и штурмана будут находиться на грот-брасах, в этот момент вы и должны оставить корабль. Вы спуститесь за борт через открытый на корме квадратный иллюминатор. Я их оба велел открыть и закрепить. Опустите веревку до самой воды, чтобы не было слышно всплеска при спуске.
Помолчав некоторое время, он ответил:
— Я понимаю.
— Меня не будет с вами, когда вы будете уходить, — говорил я, с усилием сдерживая волнение.
— Остальное… я тоже понимаю… — медленно и тихо прошептал он.
— Вы понимаете?
— С самого начала и до конца…
Он схватил судорожно мою руку и крепко, крепко сжал ее. Зазвенел колокольчик, призывая к ужину. Я быстро вышел.
После ужина я не спустился вниз, а остался на палубе, любуясь чудным вечером.
Было очень тихо. Чуть слышно струился легкий ветерок, полный вечерней свежести. Сырые от росы паруса, надутые ветром, быстро гнали корабль. Вдали виднелись зубцы высоких черных гор Коринга.
Я тихо спустился вниз и, отворив дверь каюты, увидел спину моего двойника.
— Почти совсем стемнело… — тихо сказал я.
Он поднял голову от карты и отступил к постели, прислонясь к ней спиной и потупив голову. Я сел на софу. Мы оба молчали. Затем мы услыхали, как кто-то быстро шел к нашей каюте. За дверями раздался голос.
— Мы идем очень быстро, капитан. Кажется, берег близко.
— Прекрасно, я сейчас иду на палубу.
Я подождал, пока штурман не отошел, и встал. Настало время обменяться последними словами.
— Послушайте, — сказал я, открывая комод и затем подавая ему три золотые монеты. — Возьмите их.
Он отрицательно покачал головой.
— Возьмите их, — шопотом повторил я, — никто не знает, что случится с вами.
Он улыбнулся, протянул руку и небрежно положил монеты в карман куртки. Это было ненадежно. Тогда я завязал монеты в большой шелковый платок и подал ему. Он подвязал платок под куртку вокруг тела.
Мы стояли неподвижно и не спускали друг с друга глаз. Наконец, потушив лампу, я двинулся через каюту и влез в открытый люк в перегородке. Вилькинс последовал за мной. Затем я закрыл люк. Мы были теперь в парусной и медленно ползли по парусам. Вот мы и у открытого иллюминатора. Тут нам нужно было проститься.
Мы крепко стиснули друг другу руки, точно ждали общей погибели. Ведь это было тоже возможно. Кто мог бы сказать, как удастся ему скрыться и как пройдет корабль?.. Рука его в последний раз дрогнула в моей и опустилась. Я не помню теперь его лица, его последнего взгляда… Не оглядываясь, я пополз назад.
Я тихо вышел на палубу, одушевленный опасностью предстоящей работы. Теперь надо было огибать низкий мыс. Этого момента и ждал мой друг. Я подошел к борту. Сердце мое сжалось. Крик готов был вырваться из горла. Я замер: около самого борта корабля проносился низкий берег.
Второй штурман бродил за мной, видимо, потеряв самообладание. Я даже и не смотрел на него, — было не время для каких-либо об'яснений и внушений.
— Держать полным ветром! — громко и твердо раздалась моя команда.
— Вы хотите испробовать это, сэр?
Я не обратил внимания на слова растерявшегося штурмана.
Повысив голос, чтобы меня слышал рулевой, я скомандовал:
— Держи полными парусами!
— Есть, паруса полны, капитан!
Ветер дул мне в лицо. Паруса точно замерли. Перед моим напряженным взглядом все более и более выростал темный берег, а вместе с тем росла и опасность.
Я закрыл глаза. Все стихло. Что это… Преграда? Мы точно стояли. Когда я открыл глаза, сердце мое замерло от ужаса. Угрюмый, черный пик Коринга, казалось, повис над мачтами и парусами. Тень от него закрывала всю палубу. Зловещая тишина и мгла охватила всех нас. Чернее этой мглы надвигался на нас грозный пик.
Я увидел оцепеневшие, точно не живые фигуры матросов. Они дико глядели на высокий черный пик, повисший над нами.
— Вы намерены итти дальше, капитан? — спросил тревожный голос у моего плеча.
Я снова скомандовал:
— Держи полней паруса!
— Я не различаю парусов, — с дрожью в голосе ответил рулевой.
«Достаточно ли мы близко от берега?.. Да, кажется, корабль идет близко», — подумал я, стараясь определить расстояние до берега. Но мгла не позволяла ясно рассмотреть его очертания.
— Позовите старшего штурмана, — сказал я младшему, не отходившему от меня. — Вызовите на палубу всю команду.
Голос мой прорезал тишину и эхом отдался в прибрежных горах.
— Все на палубе, капитан.
Опять наступила тишина. Мимо проносились черные пики, они подходили и росли в высь.
— Где мы? — с ужасом вскрикнул, подходя, старший штурман. Схватив в отчаянии руками голову, он зашептал:
— Мы погибли… Капитан, мы же погибли!
— Потише, — сказал я сурово.
Он затих, но я видел его отчаяние.
— Что мы делаем? — робко спросил он.
— Ищем берегового ветра.
Я видел, что он готов был рвать на себе волосы от злобы. С отчаянием в голосе он обратился ко мне:
— Корабль никогда не уйдет отсюда. Вы добились этого, капитан!
Я знал, что таков будет наш конец. Корабль не пойдет к ветру. Мы так близко к скалам! Раньше, чем судно сделает поворот, его нанесет на риф…